ЗАВОД МЕНЯЕТ ПРОФЕССИЮ

      Смольный приехали рано – в десятом часу утра. Поднялись по лестнице на третий этаж. Иванов повернул направо, зашагал по длинному коридору.

      – Не торопись, Иван Иванович, – взмолился строгальщик Платонов. – Пощади нас, стариков.

      Хотя маляру Иванову и шел уже сороковой год, он был самым молодым. Гораздо старше его выглядел Павел Платонович Платонов. А третий депутат - морщинистый седоусый каретник – и вовсе годился Иванову в отцы.

      В полутемный коридор выплеснулась полоса света. Первым в небольшую продолговатую комнату вошел Иванов. За ним переступили порог и его спутники. Иван Иванович спросил у секретаря, на месте ли Сергей Миронович Киров.

      – Здесь. Но сейчас занят.

      – Мы обождем, – заметил Иванов, усаживаясь на стул.

      Дело, о котором рабочие собирались говорить с Кировым, действительно было очень серьезным. Оно касалось судьбы паровоза и вагоноремонтного завода Северо-Западных дорог. Уже было известно, что предприятие, которое три четверти века занималось ремонтом паровозов и вагонов, намечалось превратить в завод подъемных машин и механизмов. Когда на одном из совещаний директор В. И. Копорский сообщил об этом, новость была подобна грому среди ясного неба.

      – Кто это надумал? – с раздражением спросил один из участников совещания – старый путейский инженер. – Неразумно...

      – Не торопитесь с заключениями, – вежливо прервал его Копорский. – С вашей точки зрения это кажется неразумным, а с государственной – наоборот.

      И директор начал подробно излагать причины предстоящей перестройки.

      Доводы Копорского подействовали далеко не на всех. Одних специалистов пугала неизвестность, других – собственная неподготовленность к новому производству.

      Слухи о реконструкции завода просочились и в цехи. Всполошились деревообделочники, столяры, каретники, пильщики леса, составлявшие около 40 процентов рабочих. Из дерева, рассуждали они, краны и машины подъемные не делают. Придется или расставаться с заводом, или осваивать новую профессию.

      Побаивались за свое будущее и некоторые паровозосборщики. По десять, двадцать, а порой и тридцать лет занимались они ремонтом локомотивов. Приспособились, набили руку и, хотя с грамотой иногда были не в ладах, дело знали не хуже иного инженера...

      Маляр Иванов работал в партийной контрольной комиссии завода. К нему сперва и обратились люди, встревоженные разговорами о реконструкции завода.

      Иванов отправился в партком. Ответа определенного не получил. А снизу напор не уменьшался.

      – Поедем к Кирову, – надоумил один из рабочих. – Он объяснит.

      Иванов ухватился за эту мысль. Вот и приехали в Смольный. Для разговора по душам, за умным советом.

      ...Дверь распахнулась. Из кабинета вышло несколько человек. Иванов вскочил с места.

      – Теперь можно? – спросил он у секретаря.

      – Заходите.

      Сергей Миронович, приземистый, в плотно облегавшей его крепкую фигуру гимнастерке, стоял у широкого окна.

      – Присаживайтесь, – пригласил он, окидывая приветливым взглядом вошедших. – Выкладывайте, что вас сюда привело.

      Иванов коротко обрисовал обстановку на заводе. Расклеиваются дела, сбила рабочих с толку неопределенность.

      – Какая неопределенность? – пожал плечами Киров. – Почему ваши руководители не внесут ясность? Вопрос ведь решен.

      – Неужто заводу крышка? – глухо выдавил каретник.

      – Старому заводу – да, – сказал, поворачиваясь в его сторону, Сергей Миронович. – А на месте старого новый построим, крупный краностроительный завод.

      – Куда же нам, столярам да плотникам, деваться?

      – Без дела не останетесь, – ответил Киров. – Скоро вообще биржу труда прикроем за ненадобностью. Вы посмотрите, что кругом делается!

      – Всё видим, всё понимаем, Сергей Миронович, – заметил Иванов. – Но привыкли люди к своему заводу, к делу, к мастерским, к своей «чугунке». Переучиваться на старости лет не больно сладко.

      – Только не ныть, товарищи, – сказал Киров. – Задумано большое дело, и ради него стоит потрудиться. Страна оделась в строительные леса. В разных ее концах сооружаются заводы и электростанции, шахты и рабочие поселки. Всюду на стройках, на новых заводах у человека должны быть хорошие помощники: умные, сильные, производительные машины. Вот эти-то машины партия, государство рабоче-крестьянское и поручают строить вам! Разве это не почетное задание? Или, может быть, такое дело вам не по плечу? Не осилите? Может быть, лучше краны из-за границы по-прежнему вводить, платить за них золотом?

      – Зачем же из-за границы. Своей головы, что ли, нет на плечах... Сами осилим, – в один голос заговорили рабочие.

      Киров понял, что ему удалось затронуть в рабочих самую чуткую струну: их патриотизм, чувство хозяина. И сказал:

      – Вернетесь на завод, расскажите, что завод никто закрывать не собирается. Наоборот, вы теперь выходите на передний край индустриализации. Объясните людям, для чего нужны краны, и рабочие поймут необходимость реконструкции завода. Кому не найдется дела по специальности – переведем на другие предприятия. Опытные рабочие теперь всюду нужны.

      Иванов поблагодарил Сергея Мироновича за откровенную беседу. Они распрощались.

      Депутаты, вернувшись из Смольного, подробно рассказали рабочим о встрече с Кировым.

      Старый завод доживал последние дни. Рождался новый завод – краностроительный. Ему предстояло вместе с другими подобными предприятиями преодолеть отставание на одном из важных участков народного хозяйства.

      Краностроение в России до революции не получило нужного размаха, как, впрочем, и другие важные отрасли машинной индустрии.

      Вскоре после гражданской войны начало возрождаться отечественное краностроение. В ту пору существовало единственное специализированное предприятие - московский завод «Подъемник». Кроме него краны выпускали Путиловский, Металлический и другие заводы на общую сумму около трех миллионов рублей в год.

      Краностроение развивалось гораздо медленнее, чем того требовало народное хозяйство. В первой пятилетке партия и правительство приняли решительные меры, чтобы как можно быстрее ликвидировать этот разрыв, наладить массовый выпуск современных подъемных устройств.

      5 января 1930 года на собрании партийного актива завода директор В. И. Копорский и представитель треста докладывали об организации производства подъемно-транспортного оборудования. Собрание поручило парторганизации «обеспечить наиболее безболезненный переход завода на новый вид продукции».

      Через два месяца, 3 марта, представители Гипромеза ознакомили заводских работников с основными наметками реконструкции предприятия. Предполагалось в самое ближайшее время довести ежегодный выпуск подъемно-транспортного оборудования до 30 миллионов рублей.

      Но новый краностроительный завод, вызвавший столько разговоров, существовал пока на листах ватмана, в колонках расчетных цифр. А старый продолжал действовать, выполнял напряженный производственных план. Предстояло отремонтировать 179 паровозов разных серий, 765 пассажирских жестких и мягких вагонов, 4500 товарных.

      26 июня 1930 года открылся XVI съезд партии. Маляр И. И. Иванов, избранный делегатом съезда, поехал в Москву со спокойной душой. По поручению трехтысячного коллектива он вез рапорт съезду: план первого полугодия выполнен на 102 процента; производительность труда за год повысилась на 15,1 процента, на заводе 233 ударные бригады, 1438 ударников.

      Вместе со всеми делегатами съезда Иванов с большим подъемом проголосовал за резолюцию, в которой предлагалось «обеспечить и в дальнейшем боевые большевистские темпы социалистического строительства добиться действительного выполнения пятилетки в четыре года».

      На площади Свердлова, у Большого театра, где заседал съезд, толпы людей осматривали и ощупывали новенький трактор. Он сошел с конвейера первого советского тракторного завода на Волге.

      «Скоро и наш завод скажет свое слово, – думал, глядя на трактор, Иван Иванович. – Даст стране отечественные, советские краны».

      Но, вернувшись на завод, искренне огорчился. Производство кранов откладывалось с месяца на месяц. Заказы железнодорожного транспорта преобладали и в предварительных наметках производственной программы 1931 года.

      – Как можно сейчас переходить на новое производство? – объясняли в заводоуправлении. – Заказывали сто шестьдесят четыре разных станка и машины – получили три. Цехи не переоборудованы, перестройка затягивается, и не наша в этом вина. Да и к чему, собственно говоря, горячка?

      Противники перехода на новое производство не унимались. Один из «чугуношников», как их метко окрестили рабочие, в заводской газете подвергал сомнению правильность принятого партией решения и обращался к наркому путей сообщения с просьбой: «Пока еще ленинградский завод жив и не развалился, взять его немедленно назад».

      А завод переживал трудные дни. Ежедневно брали расчет десятки квалифицированных специалистов, уходили в железнодорожные мастерские и депо, на паровозные и вагоноремонтные заводы.

      Хозяйственный год заканчивался в сентябре. План ремонта паровозов предприятие выполнило на 103 процента, вагонов – на 112 процентов. А новая продукция, которую ждали новостройки, по-прежнему в отчетных данных не значилась.

      Секретарь Московско-Нарвского райкома партии Иван Иванович Газа, путиловский большевик, герой гражданской войны, получил от коммунистов тревожные сигналы о положении на заводе подъемных машин. Побывал сам в цехах, поговорил с членами партии, с ударниками. Слушал и мрачнел: было ясно, что партийные и хозяйственные руководители завода растерялись.

      Вскоре Московско-Нарвский районный комитет партии вынес решение об укреплении партийного и хозяйственного руководства.

      На заводе состоялась партийная конференция. Она обязала новый состав парткома правильно расставить силы, обеспечить большевистское влияние на всех решающих участках производства, выдвинуть на командные посты энергичных, деловых людей.

      На завод прибыл новый директор Федор Демидович Климович. Немолодой, с большой окладистой бородой. По загрубелым рукам, которыми он перебирал разложенные на столе бумаги, в заводоуправлении определили: из рабочих. Не ошиблись. Климович начал трудовой путь на Сестрорецком заводе. До революции вступил в большевистскую партию, завоевывал и защищал с оружием в руках Советскую власть.

      В первые дни Климович подолгу пропадал в цехах. Присматривался к людям, к их работе, улавливал, как он объяснял, «заводской пульс». Потом созвал начальников цехов и отделов.

      – Работать можно, – сказал он, – и хорошо работать. Трудности наши в Смольном известны. Обещают помочь. Потормошат кое-кого в тресте. Всё это сделают. Но и самим работать надо лучше.

      Новый директор говорил: «нам», «наш завод», – словно он тут работал много лет. Держался просто и сразу сумел расположить к себе заводских работников.

      Заводской «треугольник» – директор, секретарь парткома, председатель завкома – делал все, чтобы вывести завод из тупика.

© ВЛАДИМИР КИРСАНОВ